Адский говняный лупоглазый червяк

В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень худой прыщавый червяк
с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и весь
пубертатный период старалась держать меня подальше от родных и знакомых, на
все лето отправляла меня в пионерский лагерь. Пионерский лагерь состоял из
бараков с детьми, домика администрации и четырех туалетов. Туалеты состояли
из кирпичной будки, ямы, закрывающего эту яму деревянного настила с дырками
и говна с хлоркой. Говно с хлоркой воняли, поэтому туалеты предусмотрительно
строили далеко от жилых помещений и обсаживали их кустами. Девочки долгое
время думали, что я мальчик. В общем, со мной не дружили. В ту роковую ночь
полуночный понос стал моим единственным товарищем. Поносил весь лагерь:
зеленые фрукты, немытые руки повара и всякое дерьмо, которое жрали пионеры с
голодухи делали свое дело. Дырки в тубзике были обгажены расстроенными
желудками четырехсот человек и девочки ходили срать парами: одна гадит,
другая светит фонарем, чтоб первая не вляпалась в продукты распада
предшественниц. Мне никто не хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я
высирала солянку в гордом одиночестве; в тусклом свете фонаря были видны
только очертания, и, сидя над дырой, я смирилась с тем, что уже вляпалась в
чье-то скользкое говно. Неожиданно какая-то тень метнулась прямо на меня, я
заорала, резко дернула неустойчивым туловищем, ноги проехались по чьему-то
поносу и я вошла в очко как хорошо смазанная гильза. Фак! Летучая мышь
загнала меня по пояс в кучу дерьма, над головой смутно виднелась очко, если
кто-нибудь сейчас придет гадить, то положение мое ухудшится. Надо
выбираться! Через полчаса, пыхтя и шепотом ругаясь матом, я дотянулась до
очка руками: это, блин, было сложно, все твердые опоры были скользкими, как
суки! Ухватившись за края дыры, я подтянулась и высунула башку: от свежего
воздуха закружилась голова и я удержалась на завоеванных позициях только
волей к свободе. Подтянулась еще и оперлась на локти: нужно за что-то
ухватиться, чтоб не соскользнуть. Все вокруг было склизким, зацепиться можно
было только за поперечную деревянную балку в полуметре от меня, я с
остервенением пыталась до нее дотянуться, шипя от напряжения: - Ну! Иди же
сюда, сука! Дай, я до тебя дотянусь!.. Вдруг меня ослепила вспышка света,
потом какой-то не то вздох, не то стон, и глухой стук . Я пересрала и
свалилась обратно. Еще полчаса, и я снова над очком. Так. Тянемся? Есть! Я
схватилась за перекладину и вылезла на бетонный пол еле дыша от счастья.
Отдышавшись, решила переть к реке отмываться. Метрах в пяти от тубзика
валялся директор, рядом с ним валялся разбитый фонарь. Сдох что ли? Я пошла
на речку, отмылась как смогла, а потом позвала людей: может и не сдох еще,
спасти можно. Утром нам сказали, что у директора случился удар, вернулся в
лагерь он только под конец смены. Говорить он не мог, сидел весь день на
веранде и ему нравилось, когда к нему ходили дети. Я навещала его часто, он
меня особенно любил, ведь именно я тогда позвала к нему людей. На следующий
год мы узнали, что перед смертью директор ненадолго пришел в себя. Он
сказал, что в ту ночь он обходил территорию, случайно услышал странное
пыхтение в туалете и открыл дверь. На него из зловонной дыры лез адский
говняный лупоглазый червяк, тянул к нему щупальца и шипел: - Ну-у-у? Иди же
сюда-а? ссссука-а. Дай, я до тебя дотянуссссь!.. За лупоглазую обидно,
конечно.